– Вы нищая, – произнесла мисс Минчин, чувствуя, как гнев снова овладевает ею. – Как выясняется, у вас нет ни дома, ни родственников и никого, кто бы о вас позаботился.
Худенькое, бледное лицо на мгновение дрогнуло, но Сара опять не произнесла ни звука.
– Что вы так смотрите? – резко спросила мисс Минчин. – Неужто вы так глупы, что не можете меня понять? Я говорю, что вы совсем одна на свете, что у вас никого нет, кто мог бы вам помочь, – разве что я соглашусь оставить вас здесь из милости.
– Я понимаю, – отвечала Сара тихо, словно в горле у нее стоял комок. – Я понимаю.
– Эта кукла, – вскричала мисс Минчин, указывая на великолепную новую куклу, сидящую рядом, – эта нелепая кукла с этими глупыми роскошными нарядами – ведь это я за них заплатила!
Сара повернула голову.
– Последняя Кукла, – произнесла она. – Последняя Кукла…
Ее грустный голос звучал как-то сдавленно.
– Да уж, конечно, последняя! – отрезала мисс Минчин. – Но и она принадлежит не вам, а мне.
– Тогда, пожалуйста, возьмите ее, – сказала Сара. – Мне она не нужна.
Если б она испугалась, кричала и плакала, мисс Минчин, возможно, была бы к ней снисходительнее. Она любила распоряжаться и видеть свое превосходство, но, глядя на бледное лицо и сжатые губы Сары, слушая ее негромкий сдержанный голос, мисс Минчин чувствовала себя так, словно все ее превосходство не ставится ни во что.
– Перестаньте важничать, – сказала она. – Время для этого прошло. Вы больше не принцесса. Я отошлю ваш экипаж и пони – а горничную рассчитаю. Вы будете донашивать свои старые платья, те, что попроще, – нарядные больше не соответствуют вашему положению. Теперь вы такая же, как Бекки, – и должны сами зарабатывать себе на хлеб.
К удивлению мисс Минчин, в глазах Сары мелькнул слабый проблеск – то был проблеск надежды.
– Значит, я смогу работать? Если я смогу работать, тогда все остальное не так уж важно. Что я буду делать?
– Вы будете делать все, что вам прикажут, – отвечала мисс Минчин. – Вы неглупы и быстро освоитесь. Возможно, я позволю вам остаться здесь, если вы будете стараться. Вы хорошо говорите по-французски, будете учить малышей.
– Вы мне позволите? – воскликнула Сара. – Позвольте, пожалуйста. Я знаю, что смогу хорошо их учить. Я их люблю, и они меня тоже.
– Все это вздор, – возразила мисс Минчин. – Вам придется не только учить малышей. Будете у нас на посылках, и помогать не только в классе, но и на кухне. Если вы мне не угодите, я вас выгоню. А теперь идите.
С минуту Сара стояла, глядя на мисс Минчин. В голове у нее мелькали странные мысли. Потом она повернулась и направилась к двери.
– Стойте! – приказала мисс Минчин. – Разве вы не хотите меня поблагодарить?
Сара остановилась – странные мысли овладели ею.
– За что? – спросила она.
– За мою доброту, – отвечала мисс Минчин. – За то, что у вас будет дом.
Сара шагнула к ней. Ее худенькая грудь вздымалась.
– Вы не добры, – отвечала она с недетской страстью. – Вы совсем не добры. И то, что вы мне предлагаете, – не дом.
Мисс Минчин не успела ответить – Сара повернулась и выбежала из комнаты. Мисс Минчин, словно окаменев, с гневом поглядела ей вслед.
По лестнице Сара поднималась медленно и тяжело дыша; она крепко прижимала к себе Эмили.
«Как жаль, что она молчит, – думала Сара. – Если б она могла говорить… Если б она могла говорить…»
Она хотела уйти в свою комнату, лечь на тигровую шкуру, смотреть в огонь, прижавшись щекой к голове зверя, и думать, думать, думать… Но когда она поднялась на площадку, из ее комнаты вышла мисс Амелия и, закрыв за собой дверь, остановилась перед нею с неловким и взволнованным видом. Дело в том, что в глубине души она стыдилась того, что ей приказали сделать.
– Вам… вам нельзя туда, – сказала она.
– Нельзя? – воскликнула Сара и отступила на шаг.
– Это больше не ваша комната, – отвечала мисс Амелия и слегка покраснела.
Внезапно Сара поняла. Так вот о чем говорила мисс Минчин!
– Где же теперь моя комната? – спросила Сара, от души надеясь, что голос ее не дрожит.
– Вы будете спать с Бекки на чердаке.
Сара знала, где это. Бекки ей говорила. Она повернулась и пошла дальше по лестнице. Последний пролет был узким, его покрывали вытертые ковровые дорожки. Она чувствовала, что уходит далеко-далеко, оставляя позади тот мир, где жила другая девочка, которая, казалось, не имела с ней ничего общего. Она же поднималась вверх по лестнице в коротком и узком старом платьице – и была совсем другим существом.
Когда Сара поднялась наверх и открыла дверь на чердак, сердце у нее упало. Она затворила дверь и, прислонись к ней, огляделась.
Да, это был другой мир. Покатый потолок покрывала почерневшая от времени, местами облупившаяся побелка. Камин с заржавевшей решеткой, старая железная кровать, твердая, как камень, накрытая выцветшим покрывалом. Здесь стояло еще кое-что из старой мебели. В слуховое окно виднелся краешек мрачного серого неба, а под ним стояла старая скамеечка для ног, обитая потертой красной материей. Сара подошла к скамеечке и села. Она редко плакала. Не плакала она и теперь. Она взяла на колени Эмили и, обняв ее, прижалась к ней лицом; так и сидела, опустив темную головку, сидела беззвучно, неподвижно.
Внезапно в дверь тихо постучали. Это был такой тихий, такой робкий стук, что поначалу Сара его не расслышала. Она опомнилась, только когда кто-то робко толкнул дверь и в комнату заглянуло заплаканное лицо. Это была Бекки – Бекки, которая проплакала все это время, скрывая свои слезы и утирая глаза фартуком, данным ей для работы на кухне, отчего вид у нее был теперь более чем странный.